- Я наслышан, что многие люди в США решили присоединиться к военной службе после событий 9/11. Можешь ли ты подтвердить - так ли это? И почему ты решил попытать счастья в войсках?
Крис: Многие людей решило вступить в вооруженные силы из-за этих событий, так же возвращались те люди, которые по каким-либо причинам покинули армию до терактов. Когда случились события в Нью-Йорке, я работал в составе ЧВК в Косово. Десятого сентября я вернулся домой в отпуск, а мой контракт в составе национальной гвардии как раз закончился годом раньше. Я видел новости, что происходит в Нью-Йорке и позвонил рекрутеру, чтобы вернуться на службу. Через две недели я снова был в вооруженных силах.
- Когда ты приехал в Афганистан впервые, что ты вообще слышал об этой стране, и каковы были твои впечатления?
Крис: Мой первый деплоймент был в Ирак в 2005. В Афганистан я попал уже в 2009, и уже читал книги про эту страну. Я так же читал про опыт СССР в Афганистане, поэтому мои ожидания оказались довольно близки к реальности. Ни ландшафт, ни местные жители не были для меня неожиданностью, чего нельзя сказать о характере боев. Я не ожидал, что талибы будут так хорошо замаскированы и смогут передвигаться с такой скоростью. Почти каждый раз, когда по нам открывали огонь, мы не могли увидеть ни единого противника. Только однажды я увидел пыльные облачка от дульных вспышек чужого оружия. В другие же моменты, мы могли проводить сотни и тысячи часов боя. но я не видел никаких признаков, по которым можно было бы определить позиции атакующих.
- Книги и фильмы показывают нам солдат как хорошо мотивированных и патриотичных людей, особенно - морпехов. Было ли так в действительности в твоем подразделении перед первой командировкой?
Крис: Мы были патриотами, но не мелко-патриотичными людьми, мы не били себя кулаками в грудь и не кричали о том, как мы любим свою страну. Мы просто понимали, что у нас есть задача, и мы должны её выполнить. Во время моей второй командировки такого показного патриотизма было еще меньше, он был более существенен. Большинство попавших в Афганистан были ветеранами Ирака. Все понимали своё предназначение, и все были добровольцами. Это был реальный патриотизм, даже если мы не размахивали флагами.
- Проводились ли специальные тренировки, лингвистические курсы или какая-то специальная подготовка в твоем отряде перед деплойментом?
Крис: Я попал в Афганистан в составе батальона разведки. Так что перед этим у нас была целая куча специальных тренировок. Многие солдаты прошли языковые курсы, но не все из них были направлены на актуальные Пушту и Дари. Большинство из наших занятий перед отправкой были направлены на довольно стандартные вещи: огневая, стрельба на дальние дистанции, оказание первой помощи, операции по проводке конвоев - обычные ежедневные занятия.
- Почти всегда находятся элементы снаряжения, которые тебе нужны, но государство совсем не в курсе про это. Вам приходилось докупать какую-то экипировку специально для Афганистана, которой вооруженные силы не смогли вас обеспечить?
Крис: Многие из нас покупали себе плейт-керриеры и чест-риги, потому что мы не хотели использовать штатные СИБЗ. Я купил себе Tactical Tailor plate carrier и OSOE MWR chest rig, фонари, медицинского снаряжения, ботинки Даннеры. В общем - дело обстояло как-то так.
- Каковы были твои первые воспоминания и впечатления от новой страны?
Крис: Впервые я приземлился в Баграме и пробыл там только три дня. Баграм был забит тридцатью тысячами человек, и там была куча глупейших правил и запретов. С трудом дождавшись дальнейшего перевода на мою штатную базу в провинции Каписа, я отправился туда, где я увидел очень много французских солдат и их техники. Наши и франки были повсюду. Вокруг базы был периметр с вышками и орудиями на огневых позициях, а горы и кишлаки виднелись на некотором расстоянии от нас. Я почувствовал, что я нахожусь в подходящем месте и мог сказать, что я действительно нахожусь на войне, а не просто на базе.
- Каковы же были бытовые условия в этом лагере? Насколько опасно было находиться на самой территории? Существовала ли опасность артиллерийских обстрелов или атак смертников?
Крис: Условия были достаточно хороши. У нас были тенты, деревянные стены, кондиционеры и холодильники, хорошая еда, интернет, а позже нас обеспечили небольшой пиццерией и военторгом. Особых опасностей на территории базы не было. Талибы только дважды пытались нас обстрелять из ракетных установок, но оба раза промахнулись. Опасность смертников существовала постоянно, но на территории базы можно было про это не думать.
- Я слышал, что в отдельных провинциях Афганистана, перевес в силах может меняться коалиции или талибана может меняться постоянно, в других регионах же ситуация может быть стабильно тяжелой. Какова была обстановка в вашем регионе?
Крис: По моему прибытию в Капису в 2009, на севере провинции все было спокойно, в отличии от юга этого региона. В течении года обстановка все ухудшалась, и в конце-концов достигла того, что мы стали подвергаться регулярным атакам с использованием СВУ, даже на совершенно безопасных маршрутах, а перестрелки могли начинаться прямо у ворот базы. В день выборов нам вообще довелось наблюдать перестрелку талибана с афганской армией неподалеку от базара примерно в километре от нашего периметра.
- Была ли у вас возможность акклиматизироваться и приняться за свои должностные обязанности постепенно?
Крис: В тот день когда я прибыл на Firebase Morales-Frasier, французский и афганские войска вели бой в одной из долин на юге. Весь первый месяц я провел в большом количестве патрулей и других миссий, за которые мы могли взяться, а потом произошла самая крупная операция и бой в моей жизни. Так что у нас действительно была возможность войти в работу постепенно, перед действительно крупными операциями. Но особенности разведки приходилось постоянно изменять, и мы постоянно учили что-то новое и опробовали это в операциях. И я не думал, что мы справлялись с нашей работой на отлично, пока все не вернулись домой.
- Какова была ваша роль в отряде?
Крис: Я был командиром разведывательной группы, так что мне приходилось устанавливать контакты с гражданскими, которые могли бы предупредить нас о возможных атаках, использовании СВУ,... Мы так же проводили операции по поиску и предупреждению попадания наших людей в засады, занимались обнаружением вражеских отрядов и их полевых командиров...
- Как проходили ваши будни в Афганистане? Подразделение действовало из базового лагеря, фоба или же небольших постов, рассредоточенных по региону?
Крис: Всё зависело от того - находились ли мы в этот момент на задании. Если нет, то обычно мы старались получить побольше сведений от наших информаторов (Я не могу рассказать про это). Мы писали рапорты, встречались с французскими и американскими коллегами, обменивались тем, что нам всем удалось добыть. Если же нас ожидала операция, то уже поздней ночью или рано утром, до первых лучей, мы покидали базу со всей нашей снарягой и вооружением и уходили в горы. Иногда мы действовали с транспортом в составе конвоя, иногда передвигались пешком. Чаще всего мы действовали с нашего фоба, редко оставаясь надолго (на несколько ночевок) снаружи него.
- Каковы были условия в полевых лагерях?
Крис: Чаще всего мы проводили ночи на фобе, но случалось и такое, что нам приходилось ночевать просто под открытым небом на операции. Во время битвы за долину Алазия мы провели три ночи в боестолкновениях. Так что, когда мы были не на фобе, мы чаще всего ночевали просто в машинах или же на земле.
- Как у вас обстояли дела по взаимодействию с авиацией и артиллерией? Что на счет JTAC (авианаводчиков)?
Крис: Французы помогали нам своими JTACs и арт-корректировщиками. Мы могли рассчитывать на их артиллерийскую поддержку.
- Насколько правдивы рассказы, что СВУ, различные типы мин и взрывчатки - настоящий бич солдат в Афганистане? Были ли у вас в подразделении профессиональные взрывотехники или вам придавали их из других специализированных подразделений?
Крис: Вообще, проблема СВУ были намного более серьезной в Ираке. В Афганистане нас не хотели просто подорвать, противник почти не прятался, и часто ввязывался в бой. И все же проблема подрывов стояла очень серьезно. Французы потеряли трех морпехов. Парни погибли ужасной смертью, сгорев после инициации СВУ. Но главной нашей проблемой всегда были засады с использованием РПГ, минометов и другого вооружения. Я лично чуть не был подстрелен несколько раз, один раз снайпером, а в мой транспорт едва не попала 82-мм противотанковая ракета (предположительно СГ-82). Но проблема СВУ не стояла так остро, как это было в Ираке. У французов были саперы, а у нашего подразделения была собственная команда разминирования, квартируемая на фобе. СВУ были скорее случайностью.
- Что ты думаешь про армию Афганистана? Насколько она вообще эффективна, насколько компетентно командование?
Крис: Афганцы были бы хорошими солдатами, но они состоят в армии только до тех пор, пока мы находимся в Афгане и заставляем их быть хоть немного эффективными. Как только мы покинем эту страну, я уверен, они скинут форму и вернутся к своим племенным войнам, действуя на одних лишь первобытных инстинктах.
- Могли ли вы общаться с родными, получать посылки из дома? Чувствовали ли вы поддержку с Родины?
Крис: Я мог общаться с семьей по интернету или по телефону почти каждый день. Я чувствовал огромную поддержку из Америки. Так же было и во время работы в Ираке. Даже несмотря на огромную непопулярность этой войны, я чувствовал громадную поддержку. Когда мы приземлились в Бангоре, штат Мэн, большая толпа встречала и чествовала нас поздней ночью. Это было невероятно, и тронуло меня до глубины души.
- Довелось ли тебе поработать с военнослужащими других стран? Что ты думаешь про них?
Крис: Мы очень тесно работали с французами, и это нам очень понравилось. Я бы вернулся на войну вместе с этими ребятами без капли сомнений. Так же мне удалось понемногу поработать с парнями из вооруженных сил Великобритании, Австралии, Румынии, Италии, Голландии, Сальвадора, Германии, Монголии, Польши, Литвы, Албании, Ирландии, Японии, и наверняка - с кем-то еще. Никто из них не показался мне некомпетентным лентяем или раздолбаем. Наша совместная работа была хороша, но ближе всего мне довелось познакомиться с французами. Подчеркиваю - эти парни совсем не трусы и не горе-вояки.
Так же, когда я работал в Косово, мне довелось встретиться и работать с русскими миротворцами, и даже посетил их базу на аэродроме Приштины. Некоторые из них были ветеранами Чечни, и встреча с ними запомнилась мне больше всего.
- Считаешь ли ты эффективными действия своего командования? Их приоритеты на операциях, мат обеспечение, продуманность действий? Или, быть может, им стоило дать больше свободы полевым командирам небольшого ранга?
Крис: Матобеспечение было на довольно хорошем уровне. Но были и проблемы с высшим командованием, которое было не совсем в курсе в каких условиях нам приходится работать. Но я уверен, что наши ВС в этом совсем не уникальны, и такое случается в армиях любых стран.
- Как обстояли дела с медобеспечением? Не оказывалось ли в реальных условиях, что бойцы не совсем хорошо подготовлены к этим боевым ситуациям? Были ли у подразделения свои собственные врачи и санитары, или они прикомандировывались от других подразделений? Что вмещали в себя индивидуальные аптечки, и была ли доступна система мед эвакуации?
Крис: Медобеспечение было на высоте, как от французов, так и от наших.
Конечно же, тренированность солдат никогда не будет достаточной, но почти все из нас были в этом достаточно хороши. Мы понимали как остановить артериальное кровотечение, как использовать назальные катетеры и прочее медицинское снаряжение. Конкретно моя группа состояла из пяти бойцов, и в нашем составе не было места для медика, но мы никогда не выдвигались на операции в одиночку.
Нашим, французы и афганцы конечно же придавали медиков на определенные выезды.
- Мог ли солдат получить отпуск домой за какие-либо заслуги или же в случае непредвиденных обстоятельств в семье?
Крис: Каждый американец мог получить отпуск на две недели. Морпехи и французы не могли, потому что их пребывание в стране было само по себе не таким продолжительным как у других. И конечно же нас отправили бы домой без вопросов, если бы с кем-то из родных случилось несчастье.