На рассвете нас высадили в воронку от авиабомбы. Мы оказались на склоне горы, прямо над тем местом, где была обнаружена тропа. Чтобы добраться до нее, нужно будет спуститься примерно на двести метров.
Я обнаружил тропу, пробираясь вперед через густую растительность. Она была хорошо укрыта, так что, раздвинув кусты, я оказался всего в трех футах от нее. Я замер, подняв руку ладонью наружу, предупреждая остальных членов группы, идущих следом, что я нашел ее.
Зо подошел ко мне, окинул взглядом и мотнул головой, давая знак отойти назад. Мы оттянулись на десять метров вверх по холму и направились параллельно тропе на запад. В сотне метров мы обнаружили плотную рощу деревьев, растущих в пяти метрах от тропы там, где она пересекала небольшой ручеек, бегущий по склону горы. Мы устроили периметр в густых зарослях. Это была прекрасная позиция, позволяющая контролировать тропу, оставаясь незамеченными. Она была немного ближе к тропе, чем мне бы хотелось, но это было единственное найденное нами место, откуда можно было наблюдать, находясь в укрытии поблизости.
Тропинка была хорошо натоптана, но ручей раздулся от недавних дождей и выглядел непроходимым. Зо решил провести здесь все три дня и предупредил нас о необходимости полной звукомаскировки. Нам придется есть пайки холодными, а если потребуется облегчиться, отползать метров на пятнадцать вверх по склону и, сделав дело, закапывать все результаты. В джунглях запах человеческого дерьма подобен неоновой вывеске. И американское дерьмо пахнет совершенно не так, как вьетнамское. Думаю, это потому, что в нашем не было столько рыбьих голов.
В том месте было ужас сколько пиявок. Устроив наш НП, мы по очереди раздевались, чтобы осмотреться. Я снял с себя восемнадцать гадин. Одна из них присосалась прямо у меня под поясом, и я случайно раздавил ее, снимая снаряжение. Весь перед моих штанов пропитался кровью. Когда раздавленная пиявка сползла у меня по ноге, я понял, в какой заднице мы оказались. Мы были слишком близко к тропе, чтобы намазаться имеющим сильный запах репеллентом, так что нам пришлось прикладывать горлышко пластикового флакона к каждой пиявке, чтобы заставить ее отвалиться. Когда это происходило, мы давили их пальцами. Суровая цена за возможность поужинать!
После налетевших ночью москитов мы готовы были благословить пиявок. Нас облепили орды гудящих кровопийц, лезущих в глаза, уши, носы, и рты. Единственным облегчением было натянуть подкладку от пончо на голову и подоткнуть ее со всех сторон. Но даже тогда постоянное гудение сводило нас с ума.
Тропа оставалась пустой все три дня. Мы были как на иголках в ожидании эвакуации. Мокрые джунгли и голодные насекомые преподали нам урок страдания длиной в семьдесят два часа. Мы должны были выдвинуться обратно к вершине горы, откуда нас эвакуируют в районе полудня.
Во время восьмичасового ситрепа ротный сообщил, что мы остаемся на позиции еще на трое суток. Он посоветовал нам выдвинуться на гребень, куда он подкинет дополнительные пайки, батареи для раций и запас сухих носков. Идея с пополнением запасов не нравилась командиру группы, он не хотел риска обнаружения группы так близко к тропе. У нас не было проблем с водой, но еда и батареи должны были закончиться на следующий день. Получить сухие носки было бы приятно, но они намокнут через пару минут после того, как мы их наденем. Ротный дал нам координаты точки сброса припасов и сказал, во сколько нужно быть там.
Когда Зо спросил, почему наш выход продлили, ему ответили, что с совершавшего плановый патрульный полет вертолета заметили двадцать или больше NVA, идущих по тропе в паре кликов от нас. Так как они, похоже, двигались в нашем направлении, командир хотел, чтобы мы подождали и поглядели, что это за публика. Если они не появятся через пару часов, мы должны будем двинуться в направлении места их обнаружения, и попытались найти их. Он также поставил задачу по возможности захватить пленного.
Мы вышли впятером, осторожно направляясь вверх по склону. Найдя среди деревьев у самого гребня небольшую поляну, мы вышли на связь, сообщив координаты. Вскоре на место прибыл Хьюи и сделал проход над вершиной. Он не смог нас обнаружить, хотя мы четко видели, что он пролетел прямо над головами. Зо связался по рации и сказал пилоту развернуться и, выждав десять минут, возвращаться. На этот раз мы выложим сигнальное полотнище, чтобы он мог точно определить наше положение. О дымах не могло быть и речи, а пасмурная погода делала невозможным использование сигнального зеркала.
Вскоре Хьюи вернулся, на сей раз обнаружив нас. Он развернулся, снижаясь, и медленно пролетел над нашей позицией. Выпихнутый из него баул шлепнулся в десяти футах от места укрытия группы. Через пару секунд вертолет ушел. Мы быстро распаковали и распределили между собой пайки, носки и батареи. Пустой баул мы спрятали в ложбине, привалив сверху корягой.
Соблюдая крайнюю осторожность, мы вернулись на наблюдательный пункт. Мы снова разместились, не тратя времени на установку Клейморов, пока Зо сползал к тропе в поисках признаков того, что противник проходил тут, пока нас не было.
Он быстро вернулся и дал знать, что они не проходили мимо нашей позиции. Он указал на свои часы и подал знак, что мы будем ждать здесь в течение одного часа, а затем отправимся туда, где вертолет заметил NVA.
Казалось, прошло всего несколько минут, когда Зо дал сигнал впрягаться в рюкзаки. Мы двинулись на запад, опять держась выше по склону параллельно тропе. До того, как опустилась темнота, заставившая искать укрытие на ночь, мы прошли почти километр.
Я заметил какие-то густые кусты в десяти метрах от тропы. Мы забрались в них и устроили НОП. На сей раз, мы решили потратить немного времени и установить наши пять Клейморов. За исключением возвращения москитов, ночь прошла тихо.
На рассвете мы собрались и вновь начали движение. Через сотню метров мы вышли к месту, где наша тропа пересекалась с другой. Мы с ведомым подкрались к ней и обнаружили, что она примерно такого же размера и отличается лишь покрывающими ее свежими следами. Не все они были от сандалий Хошимина. Некоторые, совершенно явно, были от обуви наподобие кедов, которую носят NVA. Судя по следам, большинство вражеских солдат, похоже, двигалось на восток. Мы поспешно вернулись той же дорогой к остальной части группы, укрывшейся в зарослях в десяти метрах позади, и доложили Зо о результатах.
За четыреста метров до этого места мы проходили мимо воронки от авиабомбы, чья величина позволяла свободно посадить вертолет для нашей эвакуации. Зо решил устроить наблюдательный пункт прямо тут, на перекрестке. Если нас засекут, или мы возьмем пленного, то, по крайней мере, возвращаясь к PZ, будем двигаться по знакомой местности.
Мы собрались вместе и забазировались в двадцати метрах от перекрестка. Зо взял Райффа, своего связиста, и переместился к тропе, в то время как остальные остались на базе. Он вернулся спустя два часа, сказав, что видел группы из шести и десяти NVA, прошедших цепочкой мимо его позиции, расположенной в пяти метрах от тропы.
Мы разделились на подгруппы захвата и наблюдения, и двинулись к тропе, держась примерно в двадцати пяти метрах друг от друга. Никаких действий противника за весь остаток дня мы не наблюдали.
В сумерках мы вернулись на базу и провели еще одну ночь, позволив полчищам москитов пировать на нас. Никогда не видал их в таких количествах. Эти ублюдки действовали так, как будто ничего не ели лет двадцать. Я задумался, а как справляются с ними находящиеся поблизости вражеские солдаты.
На рассвете следующего дня мы выдвинулись к тропе и снова заняли позицию. Через несколько минут возглавляемая Зо подгруппа захвата, находившаяся в двадцати пяти метрах дальше по тропе, нажала тангенту своего радио, давая знать, что они видят противника. Потом звук в рации Голдена начал быстро прерываться: один, два, три, четыре – я потерял счет на шестнадцати. Голден обернулся ко мне, мы замерли и затаили дыхание. Мы были подгруппой наблюдения.
Похоже, солдаты противника подходили с другого направления и, судя по сигналам Зо, их должно было быть в количестве.
Мы вдвоем залегли, укрывшись в пяти метрах от тропы, и насчитали тридцать шесть прошедших мимо нас NVA. Они были в оливковой форме, у большинства на головах были пробковые шлемы. Они не несли рюкзаков и другого тяжелого снаряжения. Это указывало, что они находятся в нескольких часах пути от своего базового лагеря. Мне все время казалось, что один из них вот-вот посмотрит и увидит нас, лежащих укрывшись в кустарнике, но они проходили, не замечая нас.
Когда они исчезли из виду, Голден поглядел на меня и покачал головой. Вот это были гуки! Они не разговаривали и не перешучивались, двигаясь быстро, с интервалом в три метра.
Через десять минут Зо шепотом передал по радио, чтобы я и Голден возвращались на базу. Мы собирались поменять планы.
Когда мы собрались на базе, Зо сказал, что активность противника в районе слишком высока, чтобы пытаться произвести захват. Оставаться тут еще тридцать шесть часов тоже контрпродуктивно. Мы уже обнаружили передвижение NVA в районе, и если оставаться тут лишь для того, чтобы посчитать их, дело может закончиться тем, что кого-нибудь убьют.
Кроме того, так как дожди прекратились, скорее всего, в ближайшее время уровень воды в ручье вернется к норме, что сделает вторую тропу пригодной к использованию. Оставшись ждать, мы получаем риск появления противника вблизи обеих наших точек эвакуации.
Зо вышел на связь и запросил раннюю эвакуацию. В ней отказали. Все имеющиеся вертолеты были заняты, эвакуируя другую группу. Нам приказали продолжать выполнение задачи, сообщив правда, что наша эвакуация, запланированная на 16.30 следующего дня, будет перемещена на 08.00.
Мы втроем остались на базе, в то время как Зо и Райфф отправились обратно наблюдать за тропой. Зо сказал, что они вернутся перед самыми сумерками.
Оба вернулись за час до заката, предварительно радировав нам о своем приближении. Зо сообщил, что они наблюдали на тропе еще две группы NVA. Сперва это было двенадцать человек, а затем через три часа мимо прошел патруль из шестнадцати человек. Зо был обеспокоен. Он сказал, что все NVA, которых мы видели, держались настороже, что было необычно. Он задумался, а не были ли они в курсе нашего присутствия в районе. Он решил, что в оставшееся время нам стоит избегать рискованных действий и оставаться на базе.
Невзирая на усталость, той ночью никто из нас толком не спал. Дело было не только в постоянном гуле москитов, не дающем нам уснуть. Нас держало в напряжении знание о том, что куча солдат NVA шастает взад-вперед по тропе в двадцати пяти метрах от нас.
На рассвете последнего дня нашего выхода мы спокойно сняли Клейморы и оправились назад, к нашей PZ. Когда мы подошли к ней, Зо остановил группу, в то время как я отправился вперед проверить воронку. Она была чиста, не было никаких признаков присутствия противника поблизости. Для вящей уверенности я обошел вокруг и потом вернулся к группе.
Зо связался с эвакуационным бортом. Подбор должен был пройти четко. Мы были менее чем в четырехстах метрах от пути движения противника, и исходя из того что мы узнали, посреди его полкового базового лагеря. Как только прибудет вертушка, нам нужно будет сматывать очень быстро.
Прошло десять минут, когда мы услышали, что ротный запрашивает ситреп. Слик был в трех майках от нас. Дождавшись характерного звука рубящих воздух лопастей, мы бросили зеленый дым. Через несколько секунд мистер Поли свесил правую лыжу своего вертолета через край воронки в десяти метрах от нас.
Все пятеро вскочили как один в безумном броске к безопасности на борту Хьюи. Поли уже поднимал вертушку от земли, когда мы с Райффом схватили Зо за лямки снаряжения и втянули на борт. Зо оглядел кабину и всех нас, как будто хотел сказать: "Мужики, какая досада, что веселье закончилось!" Он показал нам два больших пальца и стрельнул сигарету у борттехника.
На окружающих меня лицах читалась накопившаяся за прошедшие шесть дней усталость. Внезапный сброс напряжения оставил нас всех истощенными и опустошенными. Для меня это был новый опыт. Я уже немного побывал в бою, но практически всегда это был мгновенный всплеск действия, заканчивающийся в течение нескольких секунд. Быстрый прилив адреналина, за которым следовал столь же стремительный спад. Не было даже времени на то, чтобы заметить страх... до тех пор, пока все не закончится.
Действовать длительное время в районе, кишащем вражескими солдатами – это совершенно другое. Не было никакого прилива адреналина, никакого спада. Вместо этого тело, казалось, находилось в состоянии постоянной готовности, в почти бесконечном ожидании. Было такое чувство, что кто-то постоянно стоит позади с хлыстом в занесенной руке, готовый задать жару. Ты не можешь полностью расслабиться, потому что на самом деле не был до конца на взводе. Ты находишься в состоянии постоянного напряжения, которое через некоторое время начинает истощать, высасывая энергию и лишая рассудка. Но это было то, с чем нужно научиться иметь дело, если собираешься выжить.
*****************
И снова предварительное распоряжение. На сей раз выход намечался на двадцать третье. Мы должны будем действовать к юго-востоку от базы огневой поддержки Бирмингем. За несколько дней до этого район был опылен дефолиантом, и в дивизии хотели посмотреть, что при этом вскрылось.
В 10.00 мы приземлились на вертолетной площадке в центре базы Бирмингем. Было решено, что нам лучше всего выдвинуться в АО пешком. Мы никак не могли понять причину такого решения. Там хватало пригодных для высадки площадок, поскольку вся АО превратилась в одну большую поляну. Даже те листья, что еще цеплялись за остатки того, что когда-то было одноярусными джунглями, высохли и были цвета оберточной бумаги. Никакая растительность не могла пережить опыление дефолиантом. В живых не оставалось ничего. Даже насекомые и животные делали "ди-ди" из этих мест.
Нам говорили, что дефолиант безвреден для животных и людей, но могу ручаться, что против растительности он точно был охрененно эффективен.
По звуку мы, должно быть, походили на полк, марширующий по складу с яйцами. Для соблюдения звукомаскировки просто не было никакой возможности. Сначала это пугало, но через некоторое время мы начали понимать, что шансы на то, что издаваемый нами шум приведет противника в готовность, чрезвычайно малы. Там просто не осталось мест, где он мог бы залечь и ждать в засаде. Если они смогут услышать и увидеть наше приближение, то и мы, скорее всего, услышим и увидим, как они устраиваются. Нет, NVA были бы полными дураками, если бы остались сидеть и ждать посреди всего этого опустошения лишь для того, чтобы истребить группу LRP из шести человек. Им бы просто не удалось скрыться, чтобы похвастать этим перед кем-нибудь.
Земля вокруг нас была устлана шестидюймовым слоем мертвых листьев. Лиственный покров над нами исчез. Мертвые лианы оплетали обнаженные деревья, как будто какой-то давным-давно ушедший ткач сделал последнюю отчаянную попытку удержать все вместе. Как будто сама природа умерла там!
Я видел последствия торнадо и лесных пожаров. Но это было совсем не то. Там, где проходил торнадо, оставались признаки жизни. Лесной пожар уничтожал свидетельства своего опустошения. Ни одно живое существо не переживало дефолиант. Повсюду были свидетельства полной смерти джунглей. Невозможно было сделать и шага, не наступив на них.
Живые джунгли наполнены звуками. Птицы, животные, насекомые, даже растительность, объединяются, создавая слышимый и ощутимый гул, дающий представление о процветающей вокруг жизни. Вокруг нас не было никакого гула. Полнейшая, абсолютная тишина. Само отсутствие звуков усиливало любой производимый нами шум, превращая его в оглушающий рев. Жуткое, лишающее присутствия духа ощущение! Мы не привыкли слышать то, как мы движемся.
Жара была невыносима. Абсолютное отсутствие тени позволяло солнцу поджаривать нас, пока мы быстро двигались через район разведки. Мы ни на мгновение не могли избежать этого.
Зо гнал нас. Нам нужно было пройти большое расстояние. Необходимости соблюдать скрытность не было, так что мы ломились вперед, обследуя каждую груду мертвой растительности в поисках того, что могло скрываться под ней.
Первую ночь мы провели, сгрудившись в узком русле ручья. Пытаясь избежать теплового удара в течение дня, мы почти исчерпали наши запасы воды. Приходилось проталкиваться сквозь мертвую растительность, чтобы добраться до имеющей солоноватый привкус жидкости под ней. Мы наполнили наши фляги. Я сомневался, были ли необходимы таблетки халазона, которые мы кидали в них. Казалось невозможным, чтобы что-нибудь живое могло пережить опыление химикатами.
На следующее утро, мы перекусили и тут же двинулись дальше, спеша завершить задание. Примерно в двух кликах от Бирмингема мы наткнулись на пустой базовый лагерь примерно ротного размера. Его, похоже, оставили совсем недавно, наверное, сразу после обработки дефолиантом. Мы обнаружили восемь больших хижин, построенных из бамбука и крытых соломой. Мы могли бы пройти прямо рядом с ними. Единственное, что выглядело неестественно, выдавая их – сухая солома на крышах. Вся остальная сухая листва лежала на земле.
Возле хижин мы нашли несколько одиночных укрытий и больших бункеров. Засохшие шарики вареного риса и несколько предметов одежды служили подтверждением тому, что обитатели покидали это место в спешке. В одном из бункеров я нашел котелок и флягу северовьетнамской армии.
Выйдя на связь, мы сообщили координаты лагеря. На самом деле это было не так уж важно. Чарли все равно никогда сюда не вернутся.
Мы пошли дальше, по-прежнему торопясь покрыть оставшееся расстояние до RZ. Когда Зо делал четырехчасовой ситреп, мы не удивились, когда он запросил раннюю эвакуацию. Мы прошли трехкликовую АО за рекордное время, и не было никакого смысла оставаться в поле еще на одну ночь. Кроме того, все мы начинали немного нервничать. Мы провели в этом дерьме большую часть последних двух суток, и начинали чувствовать себя неуверенными и чрезмерно открытыми.
Мы были приятно удивлены, когда ротный согласился на эвакуацию. Через тридцать минут мы были на борту вертолета, возвращающегося в Кэмп Игл. Убраться из мертвых джунглей было большим облегчением. У меня было мало сомнений в эффективности дефолианта. Он лишал противника джунглей. Уберите укрытие Чарли, и уберете самого Чарли. Может быть, поскольку мы не можем сбросить на Вьетнам атомную бомбу, стоит обработать его дефолиантом?
