|
Глава 12. Потеря
Отряд за день до той операции
25 января 2010. Последние 20 дней мы регулярно вступали в перестрелки с талибами и несколько раз было близко к тому, чтобы что-нибудь пошло не так. Некоторые считали чудом, что мы еще никого не потеряли. Это было то, о чем мы старались не говорить, чтобы не накликать беду.
Тело уже привыкло к боевому стрессу, находясь в постоянной опасности. Знание того, что мы сегодня будем в бою, стало привычкой. В тоже время, период после боя за Паймакту мне показался особенно мотивирующим. АНП несколько раз присоединялись к нам во время поездок и стали активнее решать собственные задачи. Казалось, что все афганские силы безопасности в районе получили более высокую мотивацию для работы, чем раньше. Разведка докладывала, что боевой дух талибов снизился, а некоторые и вовсе покинули район.
Мы также общались с местными группами ополчения, бывшими нашими союзниками. С нами всегда были врачи, помогавшие их семьям. До этого эти люди даже не знали, что такое нормальная медицинская помощь. Афганцы были очень благодарны нам за это. Многие пытались платить так как у них это принято - кроликами, собаками или тем, что было в наличии. С этой точки зрения бывает странно слышать, как норвежцы могут жаловаться на недостатки медицинского обслуживания в Норвегии. Кролик в Афганистане стоит гораздо дороже, чем страховка, которую вы должны платить в Норвегии. Конечно мы не брали с афганцев платы. Чтобы не оскорблять их, мы придумывали для них уважительные причины, что у нас есть приказы, запрещающие перевозить животных в наших машинах.
25 января должен был быть последний день операции «Оплот». Нам оставалась последняя поездка, затем совместное патрулирование с АНА в ближайшей деревне и потом, под покровом ночи, отряд уходил на главную базу в Меймене. План изложили за день до выхода, вечером. Был выбран маршрут, по которому мы раньше не ездили, чтобы избежать угрозы подрыва на СВУ. На прошлой неделе прошло несколько боевых операций к югу, но сегодня мы выезжали на север. Поэтому не ожидалось особых проблем в этот день.
В любом случае, при планировании нужно учитывать, что перестрелки могут случиться. С нетерпением ожидал возвращения на «родительскую» базу, когда можно будет снять грязную одежду и принять душ.
Я встал с походной койки и схватил свою сумку. Все личные вещи должны были быть погружены в транспортный контейнер до 8 часов утра. Атмосфера была хорошей, потому что мы знали, что это последний день операции. Пометив сумку, я погрузил ее одной из последних, чтобы сразу достать в Меймене.
В столовой палатке раздавали тосты и жареный наанский хлеб (пшеничная лепешка, национальная еда в Афганистане) со свежим сыром. У нас было соглашение с АНА, что каждый день за 20 долларов они доставляют нам с базара мешок с лепешками. Эту маленькую личную договоренность я сделал с одним из их солдат в самом начале операции. Свежие лепешки изумительны, особенно когда из еды у вас только полевые рационы. Наверное, 20 долларов за мешок это дорого в Афганистане, но мне было все равно.
Прошло последнее собрание командиров перед маршем, пока парни готовили машины. Прогнали через обсуждение весь план. Единственное, что мы изменили – это порядок движения автомобилей. Последние несколько дней впереди шла БМП моего отделения, теперь это стала БМП третьего отделения. Это была обычная процедура и мы как-то особо не задумывались над этим. Но мои ребята были счастливы, что не они в этот день возглавляют колонну.
Кроме того, к нам присоединился сегодня полевой священник. Я не особо религиозен, но его проповеди немного успокаивали. Священник пользовался популярностью в PRT-14 и был открыт всем, независимо от того христианин вы или нет.
Были получены несколько сообщений от разведки о том, что в район прибыли крупные силы талибов для проведения нападений на силы АНСБ и ISAF. Также прошла информация о встрече лидеров талибов в районе деревни, которую мы должны были патрулировать вместе с АНА. Такого рода информация всегда имела оттенок преувеличения. Этих сообщений всегда было много и только некоторые из них были правдой. Мы и так знали, что враг еще силен и не время расслабляться.
Я взял с собой папку с картами и встретился со своими парнями у машины. Было безоблачно и очень комфортно в плане температуры – около 15 градусов. Идеальные боевые условия, как для нас, так и для врага. В подобных ситуациях обращаешь внимание на все мелочи, которые могут влиять в бою, а погода, видимость и температура всегда были объектом пристального внимания. Я дал последние указания и стал облачаться в экипировку.
В это же время началась перекличка по радио, мой водитель ответил за меня. Машина, оружие и связь были проверены.
Рядом со мной я видел, как рядовой Клаус «Jokke» Олссон проверяет свою БМП. В последнее время он работал над ней днем и ночью, чтобы трансмиссия работала как надо.
После почти месяца жизни в «поле», с большими нагрузками на технику, удивляло то как парни из взвода технического обеспечения сумели сохранить наши машины в рабочем состоянии. Это было чертовски много работы. Будучи самым молодым парнем в отделении и самым неопытным, «Jokke» производил большое впечатление своим отношением к обязанностям и отличным духом. Несмотря на то, что Клаус был новичком, руководство роты и мы, «старые» парни, не сомневались в том, что Олссон тянул лямку наравне со всеми. Я до сих пор помню, как этот щуплый небольшой паренек появился у нас полтора года назад, с широкой улыбкой и отчаянной смелостью. Он не только быстро стал популярным в команде, но он также был талантлив и образован. Его молодость не мешала ему стать частью команды «стариков».
CV9030 завели свои двигатели, как обычно вызвав микро-землетрясение в ПОБ. Завеса тонкого слоя пыли, светло-коричневого цвета стояла в воздухе. Выхлопные газы били в нос, пока мы стояли рядом с техникой. Я проверил свое оружие и сел в машину. Вокруг меня я видел, как мои люди делают тоже самое.
Я чувствовал тоже, что и всегда перед заданием – порхающие бабочки в животе с неприятным чувством страха. Достаточно было коснуться холодной гильзы патрона «на удачу», чтобы успокоить нервы. Некоторые пользовались возможностью, чтобы затянуться сигаретой или еще что-нибудь съесть. Если в пути что-то пойдет не так, это будет едва ли не единственный прием пищи за день. В целом, все это время наша еда состояла из плотного завтрака и позднего ужина. Основная часть дня проходила на «сникерсах», печенье, сигаретах и Redbull. Это не самая здоровая диета, но мы тут не спортом занимались.
Я слушал эфир и ждал приказа от ротного. Передо мной виднелся плейлист на iPod. Эта штука принадлежала девушке Грегера и ее «женский» список музыки до сих пор не был удален. Каждую неделю мы начинали с ее «треков». Мысли о женщинах и о том, что они ждут нас дома немного успокаивали. Я обычно всегда запускал несколько «тихих» баллад после боя.
Это, конечно, было сюрреалистичное зрелище, когда пятеро грязных солдат, вооруженных до зубов, сидели в машине, полной пулевых отверстий и слушали Тони Брэкстон «Unbreak My Heart».
Прошел приказ: «Начать движение!».
Хорошо знакомый и привычный треск колес и гусениц по щебенке начал свою «жизнь», когда мы выехали из ПОБ. При выезде за периметр базы, я услышал громкий металлический звук – стрелок в турели взвел пулемет. Немедленно последовал доклад в эфире: «Заряжено!».
Теперь мы были готовы.
Когда колонна приближалась к базару Гормаха, я включил любимую песню нашей машины «Wherever I May Roam».
Наконец-то на базаре было совершенно другое настроение, чем, когда мы впервые прибыли в Гормах. Полиция снова начала появляться на улицах, а местное население улыбалось или махало нам рукой. Не было никаких плевков или бросаний камней. Это стало возможным благодаря бою 17 января.
Улицы были полны людей, ходивших за покупками. Накануне мы провели пеший патруль по деревне и поболтали с некоторыми из местных жителей. Приятно было получать приглашение на чай, афганцы вообще довольно гостеприимный народ. Было интересно поговорить с ними и услышать, как они смотрят на жизнь. Часто казалось, что религия вовсе не играет такой большой роли в жизни простых афганцев, как это подается в СМИ. Также я узнавал что-то об их повседневных заботах и, что немаловажно, о их чувстве юмора. Мне стало ясно, что нужно больше разговаривать с этими людьми, чтобы понять их.
Я заметил, что у меня на лице была улыбка, когда мы покидали деревню и ехали дальше на юг. Я знал, что кто-то сидит и сообщает о нашей поездке, а кто-то начинает мобилизацию своих сил, чтобы напасть на нас. Удачи им в этом, чтобы нам сегодня не пришлось далеко ехать!
Мы ехали в неторопливом темпе. У каждой команды и машины свой сектор, как обычно. Я проводил большую часть своего времени, изучая карту и ища полезные позиции. Позади меня Грегер и Бирри смотрели в окна. Единственным общением были доклады об изменениях обстановки вокруг или запрос на новый музыкальный трек. Рибе, водитель, в шутку называл меня DJ Emil. У меня же, ко всем обязанностям, была задача выдавать Рибе порции жевательного табака. Я усердно работал над тем чтобы дать ему как можно большую порцию и изо всех сил сдерживал смех, наблюдая как он пытается запихнуть табак под верхнюю губу. Это одна из тех маленьких радостей повседневной жизни в Афганистане, которые я всегда буду помнить.
Вначале планировалось ехать на юг по западной стороне холма, который делил долину на две части. Затем колонна должна была уйти на перевал, деливший высоту на восточной стороне долины, чтобы сбить с толку вражеских наблюдателей. Когда мы увидели перевал, то сразу резко повернули влево. Как предполагалось, это должно было дезориентировать врага в нескольких километрах на высотах к югу. Отряд прошел высоту через несколько сотен метров. Перед нами показалась деревня Вади-и-Гормах, где 17 января был трудный бой.
Здесь уже были похоронены все убитые талибы – виднелись цветы, флаги и другие знаки гибели мучеников-джихадистов. Далеко не все население здесь поддерживало нас. Мы же проезжали мимо могил со странным чувством уважения к погибшим. Я вспомнил осень 2006 года, когда спросил Руне, ненавидит ли он врага. В ответ я услышал, что врага нужно не ненавидеть, а решительно биться с ним в бою. По словам Руне, человек, у которого есть смелость бороться за то, что он любит и верит, независимо от точки зрения, не заслуживает ненависти. Теперь, когда я ежедневно находился в ситуациях, где управление жизнью и смертью было моей работой, я полностью понял, о чем говорил Руне четыре года назад.
Перед нами главная дорога шла на юг, в сторону Паймакту. Я был в пятой по счете машине в колонне и смотрел вперед. БМП, в которой были Стиан, Андреа и «Jokke», исчезла в вади.
Вдруг оттуда совершенно внезапно взлетел огромный пылевой гриб, за которым последовал звук взрыва и ударная волна. Все это происходило как в замедленной съемке.
Мой сектор огня в колонне был справа. Я заорал в рацию: «ВПРАВО! ЗАНЯТЬ ПОЗИЦИЮ! ОГОНЬ!». Мы тут же увидели несколько вражеских позиций на высотах перед нами и пулемет в турели открыл по ним огонь. По колонне в это же время тоже открыли огонь. Остальная часть отряда начала обрабатывать высоты к востоку, над Вади-и-Гормах.
Постепенно огонь стих. У меня все еще было чувство, что все идет как в замедленной съемке. Пулемет стучал над головой медленнее, чем обычно, и я чувствовал, что говорю медленно и странно растянуто.
Командир отряда пытался связаться с «Виктором-3», подорванной БМП. В ответ была тишина. Текли секунды, затем минуты.
Затем Стиан вышел в эфир: «91-й, это Виктор-3. Командир и стрелок в порядке, водитель, скорее всего, мертв».
Мне показалось во мне что-то тонет.
Оставайся сосредоточенным, делай свою работу, не отвлекайся, пришлось сказать самому себе несколько раз. Мы вышли из джипа и заняли свои позиции, наблюдая за сектором на высотах. Я быстро огляделся и встретился взглядом с нашим санитаром Бирри. Он уже подготовил свое снаряжение. Приказ не требовался, быстрый кивок и он побежал к месту подрыва. Мы использовали бинокли, чтобы осмотреть высоты вокруг. Ни одного человека не было видно. Я запросил приказ на то, чтобы взять под контроль высоты к юго-западу от нас и затем продвинуться на юг.
Это было одобрено и CV9030 вместе с моим IVECO начали подниматься на холм. Бирри остался с ранеными, и санитарной машиной.
Для каждой высоты, которую мы брали под контроль, всегда был элемент неопределенности - что там, с другой стороны? Может там нас ждут десятки пулеметов и РПГ, и группы сразу не станет?
Часто в этих ситуациях я нервничаю, но в этот день я чувствовал только злость и желание найти врага. Что-то внутри меня хотело, чтобы враг показался – перед нами и получил то, что заслуживает. Внезапно мы увидели человека на холме перед нами.
Я поднял бинокль, чтобы присмотреться, надеясь, что он будет вооружен и можно будет открыть огонь. Но не было никакого оружия. Мужчина мог быть наблюдателем, но мы не могли начать стрелять по нему, основываясь на предположениях, и даже несмотря на то, что мы только что потеряли своего человека. Я приказал сделать предупредительный выстрел. Небби сделал короткую очередь на приличном расстоянии справа от человека. Он немедленно побежал и скоро исчез из виду.
Именно здесь пригодились этические принципы, дисциплина и наши ценности, которым нас учили в течение последних четырех лет. Я мог просто застрелить этого человека, без лишних вопросов. Практически наверняка, это был наблюдатель врага. Но я знал, что он безоружен.
На месте взрыва парни работали так быстро как могли.
Сразу после подрыва, Андреа и Стиан сами осмотрели территорию вокруг на предмет мин. У обоих шла кровь из ушей и оба были сильно потрясены ударной волной. Тем не менее, они выполняли свою работу, пока остальные стреляли по высотам.
Все коммуникационное оборудование вышло из строя, кроме портативных личных раций. Андреа пошел проверять «Jokke», а Стиан побежал к командиру колонны, чтобы лично сообщить обо всем.
Когда Андреа открыл люк водителя, то увидел Клауса, сидящего на своем месте. У него не было ни пульса, ни дыхания. Должно быть, он умер мгновенно.
Через полчаса прибыли три вертолета из Меймене. Два сразу приземлились на площадках, отмеченных дымовыми гранатами, третий начал кружить над нами. Затем они улетели, увозя Стиана, Андреа и тело Олссона. Теперь на земле остались только мы, подбитая CV9030 и талибы.
Что нам делать? Если бы мы хотели немедленно уйти, то могли бы просто забрать все снаряжение и взорвать БМП-шку, но тогда она бы осталась в качестве трофея для противника. Нельзя было оставлять ни гайки, ни каких-либо личных вещей раненого расчета.
Может показаться странным, что кто-то собирается рисковать большим количеством человеческих жизней ради каких-то вещей, но я был готов пожертвовать своей жизнью ради принципа «не оставлять врагу ничего», и знал, что парни поступят также.
По всему району был запущен целый маховик приказов по обеспечению безопасности колонны. МОТ (военная наблюдательная команда), состоящая из спецов KJK (разведка ВМФ Норвегии), уже была на месте заняв высоты к северу, чтобы прикрыть нас. АНА вместе с их советниками из норвежской OMLT заняли позиции на холмах на западе.
Это позволило моей команде продвинуться дальше на юг, чтобы разведать обстановку.
В бинокль я увидел группу из одиннадцати человек примерно в пяти километрах на юго-запад от Паймакту. Они прыгали и обнимали друг друга. Наконец-то, они смогли достать одного из нас, еще бы им не радоваться. Я чувствовал желание охладить их пыл.
Не могу сказать на 100% уверенно, но я видел, что один из них несет АК-47, а другой стоит в стороне с рацией. Это очень типично для командиров талибов, они всегда стоят в стороне от сражения, вне досягаемости нашего оружия и контролируют своих солдат по рации и мобильным телефонам.
Так как расстояние был слишком велико для любого из доступного мне оружия, я вышел в эфир и запросил авиаподдержку. Была надежда, что удастся сбросить на них бомбу.
Я был очень разочарован, когда ротный отверг мой запрос, потому что авиация была задействована в другой операции на севере. Мне пришлось бороться с сами собой, чтобы не сойти с ума. Я снова вышел в эфир и тщательно подбирая слова попытался перевести внимание авиадиспетчеров на свою область, объяснив, что вижу скорее всего одного из полевых командиров Талибана перед собой. И снова был получен отказ.
Группа талибов теперь начала вместе молиться, обратившись лицом к Мекке. Человек с рацией все же явно был их лидером - он руководил молитвой. После некоторые стали что-то копать. Было трудно на все это смотреть и ничего не суметь с ними сделать. Вся моя команда молчала. Все лежали и смотрели на юг.
Через некоторые время мы стали окапываться и готовиться к ночи.
Я получил новости от Руне о том, что к нам двигаются немцы из Мазар-и-Шариф и латыши с американцами из Меймене. Внизу на месте подрыва ребята работали над тем, чтобы максимально облегчить БМП. План состоял в том, что на буксире вытащить ее на север в ПОБ Гормах. Снимались гусеницы, пушка, боекомплект, рация, оптика – все что можно было снять.
Из ПОБ Гормах приехала техническая машина взвода обеспечения, чтобы забрать все, что мы достали из БМП. Через какое-то время в эфир вышел авиадиспетчер и сообщил, что направляет к нам самолет.
Я все еще смотрел на молящихся мужчин. Теперь у нас появился шанс рассчитаться. Ребята аж загорелись, услышав, что мы получили поддержку с воздуха. Короткий опрос команды, все отвечают примерно одинаково: «Я в порядке, и я зол». На уме у всех было одно – надо выбраться из этой ситуации и достать врага. Но здесь нужно быть осторожным. Военные преступления на поля боя всегда происходят как следствие гнева и желания мести. Каждый солдат несет ответственность за то, чтобы этого не произошло и это также моя задача, как командира. Я не могу принимать решения, основанные на эмоциях в таких ситуациях, независимо от того, что мы потеряли и какую несправедливость перенесли. Нужно оставаться дисциплинированным и профессиональным, делать все правильно, основываясь на существующих правилах и этике.
Через некоторое время ко мне подошел Рибе и положил руку на плечо. Он спросил не хочу ли я сигарету. До командировок никогда не курил, но в конце концов задумался о том, что здесь есть много других вещей, которые меня могут и так убить, поэтому я начал курить.
Никотин обладает успокаивающим эффектом, так почему бы и нет, думал я.
Во время всех моих поездок в Афганистан мы всегда говорили о том, что будет каждый делать дома по возвращении. Но сейчас мы мало это обсуждали. Все просто надеялись вернуться домой живыми, а лучше всего – и целыми. После сегодняшнего это больше не было чем-то само собой разумеющимся.
Ко мне подошел авианаводчик, и я показал ему группу талибов, за которой наблюдал. Но теперь несколько из них ушли, а к остальным присоединились дети. Стало понятно, что бомбить их теперь невозможно.
По телу распространилась смесь негодования и облегчения. Мы возьмем вас завтра, подумал я. В горах к востоку наконец-то появились латыши с американцами. Вместе с АНП они начали очищать город в поисках талибов, которые могли там прятаться. В то же время группы гражданского населения, женщины, дети и немногочисленные мужчины начали двигаться на юг в направлении Паймакту.
Было безнадежной задачей разобраться кем они все были. У нас не было ресурсов, чтобы контролировать всех. В любом случае, это было хорошее чувство, что мы не одни в долине. Можно было работать с подбитой БМП относительно безопасно.
Казалось, что враг успокоился. Победа над одной CV9030 была, пожалуй, самой большой их победой в этом регионе Афганистана. Они получили немало ударов и понесли большие потери за последний месяц.
Я сидел, наблюдая за титаническим пейзажем вокруг меня. Горная цепь Гиндукуша стояла перед нами как стена. Выше 3000 метров вершины были все в снегу. Вокруг меня я видел места, где мы сражались последние два года. Теперь я настолько хорошо знал этот район, что знал где какой вид на горы и какие старые позиции и окопы я могу использовать, если буду здесь еще воевать. Я видел высоту на которой принял боевое крещение два года назад, поворотный момент в моей военной карьере. Там я притушил огонь в моей душе, предназначенный для того чтобы убивать. Это все больше не было тренировкой, это были серьезные бои. Врагом выступал не картон, а реальные люди. Тогда это был самый тяжелый боевой контакт, который испытала норвежская пехота, по сравнению с теми, кто было до нас, но это был только первый случай. Теперь два года спустя я сидел на холме вместе со многими другими, кто был тогда в том бою. И я только что потерял брата.
Руне вышел в эфир. Он сообщил, что родители «Jokke» проинформированы и Министерство Обороны обнародовало пресс-релиз. Теперь мы можем воспользоваться спутниковым телефоном, чтобы позвонить родным и сообщить, что с нами все в порядке. Нам запрещалось предоставлять какую-либо информацию с места из соображений безопасности.
Я сходил к машине и взял телефон. Парни сидели на позициях, наблюдая за своими секторами, так что я стал их обходить. Те, у кого были жены и дети, получали право приоритетного звонка. Я дал телефон Грегеру, чтобы он мог позвонить невесте, а сам уселся наблюдать за него, чтобы он мог спокойно поговорить. Потом телефон передали моему заместителю и так продолжалось пока очередь не подошла ко мне.
Пока ждал, подумал заранее о тому кому позвонить и что сказать. Выбор пал на сестру. В карманном блокноте у меня были записаны все номера на этот случай.
Вскоре я услышал голос сестры на другом конце; сказал, что это Эмиль и я в порядке. Сестра начала плакать. Оказалось, что по телевизору уже передали в новостях, что норвежский офицер из батальона Telemark был убит в результате взрыва СВУ в Афганистане утром и его имя не называлось.
Я пытался успокоить ее как могу. Трудно было не сказать, где я и когда буду в безопасности, но я просто пообещал позвонить, когда вернусь в Меймене. Остальную часть разговора не помню. Вероятно, я звучал холодно и отстраненно, когда разговаривал с ней, но тело все еще было в состоянии шока.
Начали сгущаться сумерки, и мы стали готовиться к ночи. Внизу, на месте крушения, тяжелая работа начала приносить результаты. Все незакрепленные предметы были сняты и погружены в грузовик. БМП закреплена на буксир и готова к доставке в ПОБ. Это подняло нам настроение. Мы ожидали, что выйдем ночью, в темноте, чтобы никто не видел и не смог заснять буксировку. Утром враг найдет только следы техники на земле и ничего больше.
После того как стемнело пришел приказ переключиться на ПНВ и мир окрасился в зеленый оттенок. Мы спокойно начали паковать вещи в нашу машину. План состоял в том, что две БМП возьмут подбитую на буксир и потащат за собой. Я никогда о таком не слышал, но был полностью уверен, что все пройдет хорошо. Команды на IVECO должны были ехать на флангах и обеспечивать безопасность. Единственная проблема состояла в том, что колонна пройдет по дороге через базар Гормаха. Если бы нам не повезло и БМП в процессе буксировки задели какой-нибудь дом, он мог обвалиться - пришлось бы платить владельцам компенсацию.
Мы покинули позицию и воссоединились с отрядом. Все были готовы ехать в ПОБ. На этот раз не было никакой музыки в салоне, для этого не было настроения. Я доложил по рации, что мы в строю и колонна двинулась. Две БМП, буксируя подбитую машину, двигались как локомотив. В башне первого CV9030 стоял Руне и следил за движением. Более 70 тонн двигались и ничто их не могло остановить.
Отряд подошел к базару. Мы замедлили скорость и стали проходить друг за другом. Была абсолютная темнота и никаких признаков людей. Только посты полиции были укомплектованы людьми.
Треск гусениц, двигателей и трансмиссии распространился по всему базару. Когда мы вышли на северную сторону базара, то увидели огни полевой базы. Теперь впереди было только одно вади, затем крутой поворот и мы дома. Я почувствовал, что облегчение наконец начало распространяться по телу. Не смотря на все, что произошло, мы смогли вернуться.
Последние несколько метров до въезда на базу, и все наконец облегченно вздохнули.
Как обычно, солдаты припарковали машины на своих местах и начали техобслуживание.
Стоянка рядом с нами была пустой.
Обычно там стояла CV9030 «Виктор-3». Там уже должен был работать энергичный парень с большим гаечным ключом, подкручивая гусеницы и траки. Всегда с улыбкой на устах и шутками за пазухой для всех нас.
Но теперь это было не так и больше никогда не будет так.
Грегер начал считать все расходные материалы. У него всегда был пунктик по поводу стального контроля над этим, вплоть до мелочей. Небби собирал боеприпасы в контейнеры. Рибе открыл капот и залез в двигатель. Бирри вернулся к нам, после того как провел с командой у «Виктор-3» весь день и теперь обслуживал турельную установку. Никто ничего не говорил, все были заняты своим делом. Хорошо иметь рутину в такой ситуации.
Когда работа закончилась, в бочках на стоянке зажгли огонь и священник попросил собраться.
Руне сказал, что мы должны держать себя в руках и быть на коне – завтра будут новые задачи. В следующую ночь мы переезжаем в Меймене и там сможем попрощаться с «Jokke», прежде чем гроб с его телом отправят в Норвегию.
Выступил доктор и объяснил, что случилось физически с Олссоном. Он не мучился, умер сразу.
Встреча закончилась минутой молчания. Никто не плакал, тело до сих пор не могло отпустить эмоции. Полевая база далеко от безопасного места в Меймене. Атака может начаться в любой момент, не время расслабляться.
Подошли несколько парней из KJK, чтобы выразить соболезнования и крепко пожать руку.
В столовой палатке кипятили воду, чтобы приготовить ужин. Кучка бородатых, грязных и потертых людей сгрудилась у стола и ела полевые рационы. Никто ничего не говорил. Еда была отвратительной на вкус. Я чувствовал себя как робот, который ест только для того, чтобы «заправиться».
Доев я пошел в палатку. Тысячи мыслей крутили вокруг моей головы, но я был сильно измотан.
Я уснул сразу, как только забрался в спальник.
Рядовой Клаус Олссон
Отряд за день до той операции
25 января 2010. Последние 20 дней мы регулярно вступали в перестрелки с талибами и несколько раз было близко к тому, чтобы что-нибудь пошло не так. Некоторые считали чудом, что мы еще никого не потеряли. Это было то, о чем мы старались не говорить, чтобы не накликать беду.
Тело уже привыкло к боевому стрессу, находясь в постоянной опасности. Знание того, что мы сегодня будем в бою, стало привычкой. В тоже время, период после боя за Паймакту мне показался особенно мотивирующим. АНП несколько раз присоединялись к нам во время поездок и стали активнее решать собственные задачи. Казалось, что все афганские силы безопасности в районе получили более высокую мотивацию для работы, чем раньше. Разведка докладывала, что боевой дух талибов снизился, а некоторые и вовсе покинули район.
Мы также общались с местными группами ополчения, бывшими нашими союзниками. С нами всегда были врачи, помогавшие их семьям. До этого эти люди даже не знали, что такое нормальная медицинская помощь. Афганцы были очень благодарны нам за это. Многие пытались платить так как у них это принято - кроликами, собаками или тем, что было в наличии. С этой точки зрения бывает странно слышать, как норвежцы могут жаловаться на недостатки медицинского обслуживания в Норвегии. Кролик в Афганистане стоит гораздо дороже, чем страховка, которую вы должны платить в Норвегии. Конечно мы не брали с афганцев платы. Чтобы не оскорблять их, мы придумывали для них уважительные причины, что у нас есть приказы, запрещающие перевозить животных в наших машинах.
25 января должен был быть последний день операции «Оплот». Нам оставалась последняя поездка, затем совместное патрулирование с АНА в ближайшей деревне и потом, под покровом ночи, отряд уходил на главную базу в Меймене. План изложили за день до выхода, вечером. Был выбран маршрут, по которому мы раньше не ездили, чтобы избежать угрозы подрыва на СВУ. На прошлой неделе прошло несколько боевых операций к югу, но сегодня мы выезжали на север. Поэтому не ожидалось особых проблем в этот день.
В любом случае, при планировании нужно учитывать, что перестрелки могут случиться. С нетерпением ожидал возвращения на «родительскую» базу, когда можно будет снять грязную одежду и принять душ.
Я встал с походной койки и схватил свою сумку. Все личные вещи должны были быть погружены в транспортный контейнер до 8 часов утра. Атмосфера была хорошей, потому что мы знали, что это последний день операции. Пометив сумку, я погрузил ее одной из последних, чтобы сразу достать в Меймене.
В столовой палатке раздавали тосты и жареный наанский хлеб (пшеничная лепешка, национальная еда в Афганистане) со свежим сыром. У нас было соглашение с АНА, что каждый день за 20 долларов они доставляют нам с базара мешок с лепешками. Эту маленькую личную договоренность я сделал с одним из их солдат в самом начале операции. Свежие лепешки изумительны, особенно когда из еды у вас только полевые рационы. Наверное, 20 долларов за мешок это дорого в Афганистане, но мне было все равно.
Прошло последнее собрание командиров перед маршем, пока парни готовили машины. Прогнали через обсуждение весь план. Единственное, что мы изменили – это порядок движения автомобилей. Последние несколько дней впереди шла БМП моего отделения, теперь это стала БМП третьего отделения. Это была обычная процедура и мы как-то особо не задумывались над этим. Но мои ребята были счастливы, что не они в этот день возглавляют колонну.
Кроме того, к нам присоединился сегодня полевой священник. Я не особо религиозен, но его проповеди немного успокаивали. Священник пользовался популярностью в PRT-14 и был открыт всем, независимо от того христианин вы или нет.
Были получены несколько сообщений от разведки о том, что в район прибыли крупные силы талибов для проведения нападений на силы АНСБ и ISAF. Также прошла информация о встрече лидеров талибов в районе деревни, которую мы должны были патрулировать вместе с АНА. Такого рода информация всегда имела оттенок преувеличения. Этих сообщений всегда было много и только некоторые из них были правдой. Мы и так знали, что враг еще силен и не время расслабляться.
Я взял с собой папку с картами и встретился со своими парнями у машины. Было безоблачно и очень комфортно в плане температуры – около 15 градусов. Идеальные боевые условия, как для нас, так и для врага. В подобных ситуациях обращаешь внимание на все мелочи, которые могут влиять в бою, а погода, видимость и температура всегда были объектом пристального внимания. Я дал последние указания и стал облачаться в экипировку.
В это же время началась перекличка по радио, мой водитель ответил за меня. Машина, оружие и связь были проверены.
Рядом со мной я видел, как рядовой Клаус «Jokke» Олссон проверяет свою БМП. В последнее время он работал над ней днем и ночью, чтобы трансмиссия работала как надо.
После почти месяца жизни в «поле», с большими нагрузками на технику, удивляло то как парни из взвода технического обеспечения сумели сохранить наши машины в рабочем состоянии. Это было чертовски много работы. Будучи самым молодым парнем в отделении и самым неопытным, «Jokke» производил большое впечатление своим отношением к обязанностям и отличным духом. Несмотря на то, что Клаус был новичком, руководство роты и мы, «старые» парни, не сомневались в том, что Олссон тянул лямку наравне со всеми. Я до сих пор помню, как этот щуплый небольшой паренек появился у нас полтора года назад, с широкой улыбкой и отчаянной смелостью. Он не только быстро стал популярным в команде, но он также был талантлив и образован. Его молодость не мешала ему стать частью команды «стариков».
CV9030 завели свои двигатели, как обычно вызвав микро-землетрясение в ПОБ. Завеса тонкого слоя пыли, светло-коричневого цвета стояла в воздухе. Выхлопные газы били в нос, пока мы стояли рядом с техникой. Я проверил свое оружие и сел в машину. Вокруг меня я видел, как мои люди делают тоже самое.
Я чувствовал тоже, что и всегда перед заданием – порхающие бабочки в животе с неприятным чувством страха. Достаточно было коснуться холодной гильзы патрона «на удачу», чтобы успокоить нервы. Некоторые пользовались возможностью, чтобы затянуться сигаретой или еще что-нибудь съесть. Если в пути что-то пойдет не так, это будет едва ли не единственный прием пищи за день. В целом, все это время наша еда состояла из плотного завтрака и позднего ужина. Основная часть дня проходила на «сникерсах», печенье, сигаретах и Redbull. Это не самая здоровая диета, но мы тут не спортом занимались.
Я слушал эфир и ждал приказа от ротного. Передо мной виднелся плейлист на iPod. Эта штука принадлежала девушке Грегера и ее «женский» список музыки до сих пор не был удален. Каждую неделю мы начинали с ее «треков». Мысли о женщинах и о том, что они ждут нас дома немного успокаивали. Я обычно всегда запускал несколько «тихих» баллад после боя.
Это, конечно, было сюрреалистичное зрелище, когда пятеро грязных солдат, вооруженных до зубов, сидели в машине, полной пулевых отверстий и слушали Тони Брэкстон «Unbreak My Heart».
Прошел приказ: «Начать движение!».
Хорошо знакомый и привычный треск колес и гусениц по щебенке начал свою «жизнь», когда мы выехали из ПОБ. При выезде за периметр базы, я услышал громкий металлический звук – стрелок в турели взвел пулемет. Немедленно последовал доклад в эфире: «Заряжено!».
Теперь мы были готовы.
Когда колонна приближалась к базару Гормаха, я включил любимую песню нашей машины «Wherever I May Roam».
Наконец-то на базаре было совершенно другое настроение, чем, когда мы впервые прибыли в Гормах. Полиция снова начала появляться на улицах, а местное население улыбалось или махало нам рукой. Не было никаких плевков или бросаний камней. Это стало возможным благодаря бою 17 января.
Улицы были полны людей, ходивших за покупками. Накануне мы провели пеший патруль по деревне и поболтали с некоторыми из местных жителей. Приятно было получать приглашение на чай, афганцы вообще довольно гостеприимный народ. Было интересно поговорить с ними и услышать, как они смотрят на жизнь. Часто казалось, что религия вовсе не играет такой большой роли в жизни простых афганцев, как это подается в СМИ. Также я узнавал что-то об их повседневных заботах и, что немаловажно, о их чувстве юмора. Мне стало ясно, что нужно больше разговаривать с этими людьми, чтобы понять их.
Я заметил, что у меня на лице была улыбка, когда мы покидали деревню и ехали дальше на юг. Я знал, что кто-то сидит и сообщает о нашей поездке, а кто-то начинает мобилизацию своих сил, чтобы напасть на нас. Удачи им в этом, чтобы нам сегодня не пришлось далеко ехать!
Мы ехали в неторопливом темпе. У каждой команды и машины свой сектор, как обычно. Я проводил большую часть своего времени, изучая карту и ища полезные позиции. Позади меня Грегер и Бирри смотрели в окна. Единственным общением были доклады об изменениях обстановки вокруг или запрос на новый музыкальный трек. Рибе, водитель, в шутку называл меня DJ Emil. У меня же, ко всем обязанностям, была задача выдавать Рибе порции жевательного табака. Я усердно работал над тем чтобы дать ему как можно большую порцию и изо всех сил сдерживал смех, наблюдая как он пытается запихнуть табак под верхнюю губу. Это одна из тех маленьких радостей повседневной жизни в Афганистане, которые я всегда буду помнить.
Вначале планировалось ехать на юг по западной стороне холма, который делил долину на две части. Затем колонна должна была уйти на перевал, деливший высоту на восточной стороне долины, чтобы сбить с толку вражеских наблюдателей. Когда мы увидели перевал, то сразу резко повернули влево. Как предполагалось, это должно было дезориентировать врага в нескольких километрах на высотах к югу. Отряд прошел высоту через несколько сотен метров. Перед нами показалась деревня Вади-и-Гормах, где 17 января был трудный бой.
Здесь уже были похоронены все убитые талибы – виднелись цветы, флаги и другие знаки гибели мучеников-джихадистов. Далеко не все население здесь поддерживало нас. Мы же проезжали мимо могил со странным чувством уважения к погибшим. Я вспомнил осень 2006 года, когда спросил Руне, ненавидит ли он врага. В ответ я услышал, что врага нужно не ненавидеть, а решительно биться с ним в бою. По словам Руне, человек, у которого есть смелость бороться за то, что он любит и верит, независимо от точки зрения, не заслуживает ненависти. Теперь, когда я ежедневно находился в ситуациях, где управление жизнью и смертью было моей работой, я полностью понял, о чем говорил Руне четыре года назад.
Перед нами главная дорога шла на юг, в сторону Паймакту. Я был в пятой по счете машине в колонне и смотрел вперед. БМП, в которой были Стиан, Андреа и «Jokke», исчезла в вади.
Вдруг оттуда совершенно внезапно взлетел огромный пылевой гриб, за которым последовал звук взрыва и ударная волна. Все это происходило как в замедленной съемке.
Мой сектор огня в колонне был справа. Я заорал в рацию: «ВПРАВО! ЗАНЯТЬ ПОЗИЦИЮ! ОГОНЬ!». Мы тут же увидели несколько вражеских позиций на высотах перед нами и пулемет в турели открыл по ним огонь. По колонне в это же время тоже открыли огонь. Остальная часть отряда начала обрабатывать высоты к востоку, над Вади-и-Гормах.
Постепенно огонь стих. У меня все еще было чувство, что все идет как в замедленной съемке. Пулемет стучал над головой медленнее, чем обычно, и я чувствовал, что говорю медленно и странно растянуто.
Командир отряда пытался связаться с «Виктором-3», подорванной БМП. В ответ была тишина. Текли секунды, затем минуты.
Затем Стиан вышел в эфир: «91-й, это Виктор-3. Командир и стрелок в порядке, водитель, скорее всего, мертв».
Мне показалось во мне что-то тонет.
Оставайся сосредоточенным, делай свою работу, не отвлекайся, пришлось сказать самому себе несколько раз. Мы вышли из джипа и заняли свои позиции, наблюдая за сектором на высотах. Я быстро огляделся и встретился взглядом с нашим санитаром Бирри. Он уже подготовил свое снаряжение. Приказ не требовался, быстрый кивок и он побежал к месту подрыва. Мы использовали бинокли, чтобы осмотреть высоты вокруг. Ни одного человека не было видно. Я запросил приказ на то, чтобы взять под контроль высоты к юго-западу от нас и затем продвинуться на юг.
Это было одобрено и CV9030 вместе с моим IVECO начали подниматься на холм. Бирри остался с ранеными, и санитарной машиной.
Для каждой высоты, которую мы брали под контроль, всегда был элемент неопределенности - что там, с другой стороны? Может там нас ждут десятки пулеметов и РПГ, и группы сразу не станет?
Часто в этих ситуациях я нервничаю, но в этот день я чувствовал только злость и желание найти врага. Что-то внутри меня хотело, чтобы враг показался – перед нами и получил то, что заслуживает. Внезапно мы увидели человека на холме перед нами.
Я поднял бинокль, чтобы присмотреться, надеясь, что он будет вооружен и можно будет открыть огонь. Но не было никакого оружия. Мужчина мог быть наблюдателем, но мы не могли начать стрелять по нему, основываясь на предположениях, и даже несмотря на то, что мы только что потеряли своего человека. Я приказал сделать предупредительный выстрел. Небби сделал короткую очередь на приличном расстоянии справа от человека. Он немедленно побежал и скоро исчез из виду.
Именно здесь пригодились этические принципы, дисциплина и наши ценности, которым нас учили в течение последних четырех лет. Я мог просто застрелить этого человека, без лишних вопросов. Практически наверняка, это был наблюдатель врага. Но я знал, что он безоружен.
На месте взрыва парни работали так быстро как могли.
Сразу после подрыва, Андреа и Стиан сами осмотрели территорию вокруг на предмет мин. У обоих шла кровь из ушей и оба были сильно потрясены ударной волной. Тем не менее, они выполняли свою работу, пока остальные стреляли по высотам.
Все коммуникационное оборудование вышло из строя, кроме портативных личных раций. Андреа пошел проверять «Jokke», а Стиан побежал к командиру колонны, чтобы лично сообщить обо всем.
Когда Андреа открыл люк водителя, то увидел Клауса, сидящего на своем месте. У него не было ни пульса, ни дыхания. Должно быть, он умер мгновенно.
Через полчаса прибыли три вертолета из Меймене. Два сразу приземлились на площадках, отмеченных дымовыми гранатами, третий начал кружить над нами. Затем они улетели, увозя Стиана, Андреа и тело Олссона. Теперь на земле остались только мы, подбитая CV9030 и талибы.
Что нам делать? Если бы мы хотели немедленно уйти, то могли бы просто забрать все снаряжение и взорвать БМП-шку, но тогда она бы осталась в качестве трофея для противника. Нельзя было оставлять ни гайки, ни каких-либо личных вещей раненого расчета.
Может показаться странным, что кто-то собирается рисковать большим количеством человеческих жизней ради каких-то вещей, но я был готов пожертвовать своей жизнью ради принципа «не оставлять врагу ничего», и знал, что парни поступят также.
По всему району был запущен целый маховик приказов по обеспечению безопасности колонны. МОТ (военная наблюдательная команда), состоящая из спецов KJK (разведка ВМФ Норвегии), уже была на месте заняв высоты к северу, чтобы прикрыть нас. АНА вместе с их советниками из норвежской OMLT заняли позиции на холмах на западе.
Это позволило моей команде продвинуться дальше на юг, чтобы разведать обстановку.
В бинокль я увидел группу из одиннадцати человек примерно в пяти километрах на юго-запад от Паймакту. Они прыгали и обнимали друг друга. Наконец-то, они смогли достать одного из нас, еще бы им не радоваться. Я чувствовал желание охладить их пыл.
Не могу сказать на 100% уверенно, но я видел, что один из них несет АК-47, а другой стоит в стороне с рацией. Это очень типично для командиров талибов, они всегда стоят в стороне от сражения, вне досягаемости нашего оружия и контролируют своих солдат по рации и мобильным телефонам.
Так как расстояние был слишком велико для любого из доступного мне оружия, я вышел в эфир и запросил авиаподдержку. Была надежда, что удастся сбросить на них бомбу.
Я был очень разочарован, когда ротный отверг мой запрос, потому что авиация была задействована в другой операции на севере. Мне пришлось бороться с сами собой, чтобы не сойти с ума. Я снова вышел в эфир и тщательно подбирая слова попытался перевести внимание авиадиспетчеров на свою область, объяснив, что вижу скорее всего одного из полевых командиров Талибана перед собой. И снова был получен отказ.
Группа талибов теперь начала вместе молиться, обратившись лицом к Мекке. Человек с рацией все же явно был их лидером - он руководил молитвой. После некоторые стали что-то копать. Было трудно на все это смотреть и ничего не суметь с ними сделать. Вся моя команда молчала. Все лежали и смотрели на юг.
Через некоторые время мы стали окапываться и готовиться к ночи.
Я получил новости от Руне о том, что к нам двигаются немцы из Мазар-и-Шариф и латыши с американцами из Меймене. Внизу на месте подрыва ребята работали над тем, чтобы максимально облегчить БМП. План состоял в том, что на буксире вытащить ее на север в ПОБ Гормах. Снимались гусеницы, пушка, боекомплект, рация, оптика – все что можно было снять.
Из ПОБ Гормах приехала техническая машина взвода обеспечения, чтобы забрать все, что мы достали из БМП. Через какое-то время в эфир вышел авиадиспетчер и сообщил, что направляет к нам самолет.
Я все еще смотрел на молящихся мужчин. Теперь у нас появился шанс рассчитаться. Ребята аж загорелись, услышав, что мы получили поддержку с воздуха. Короткий опрос команды, все отвечают примерно одинаково: «Я в порядке, и я зол». На уме у всех было одно – надо выбраться из этой ситуации и достать врага. Но здесь нужно быть осторожным. Военные преступления на поля боя всегда происходят как следствие гнева и желания мести. Каждый солдат несет ответственность за то, чтобы этого не произошло и это также моя задача, как командира. Я не могу принимать решения, основанные на эмоциях в таких ситуациях, независимо от того, что мы потеряли и какую несправедливость перенесли. Нужно оставаться дисциплинированным и профессиональным, делать все правильно, основываясь на существующих правилах и этике.
Через некоторое время ко мне подошел Рибе и положил руку на плечо. Он спросил не хочу ли я сигарету. До командировок никогда не курил, но в конце концов задумался о том, что здесь есть много других вещей, которые меня могут и так убить, поэтому я начал курить.
Никотин обладает успокаивающим эффектом, так почему бы и нет, думал я.
Во время всех моих поездок в Афганистан мы всегда говорили о том, что будет каждый делать дома по возвращении. Но сейчас мы мало это обсуждали. Все просто надеялись вернуться домой живыми, а лучше всего – и целыми. После сегодняшнего это больше не было чем-то само собой разумеющимся.
Ко мне подошел авианаводчик, и я показал ему группу талибов, за которой наблюдал. Но теперь несколько из них ушли, а к остальным присоединились дети. Стало понятно, что бомбить их теперь невозможно.
По телу распространилась смесь негодования и облегчения. Мы возьмем вас завтра, подумал я. В горах к востоку наконец-то появились латыши с американцами. Вместе с АНП они начали очищать город в поисках талибов, которые могли там прятаться. В то же время группы гражданского населения, женщины, дети и немногочисленные мужчины начали двигаться на юг в направлении Паймакту.
Было безнадежной задачей разобраться кем они все были. У нас не было ресурсов, чтобы контролировать всех. В любом случае, это было хорошее чувство, что мы не одни в долине. Можно было работать с подбитой БМП относительно безопасно.
Казалось, что враг успокоился. Победа над одной CV9030 была, пожалуй, самой большой их победой в этом регионе Афганистана. Они получили немало ударов и понесли большие потери за последний месяц.
Я сидел, наблюдая за титаническим пейзажем вокруг меня. Горная цепь Гиндукуша стояла перед нами как стена. Выше 3000 метров вершины были все в снегу. Вокруг меня я видел места, где мы сражались последние два года. Теперь я настолько хорошо знал этот район, что знал где какой вид на горы и какие старые позиции и окопы я могу использовать, если буду здесь еще воевать. Я видел высоту на которой принял боевое крещение два года назад, поворотный момент в моей военной карьере. Там я притушил огонь в моей душе, предназначенный для того чтобы убивать. Это все больше не было тренировкой, это были серьезные бои. Врагом выступал не картон, а реальные люди. Тогда это был самый тяжелый боевой контакт, который испытала норвежская пехота, по сравнению с теми, кто было до нас, но это был только первый случай. Теперь два года спустя я сидел на холме вместе со многими другими, кто был тогда в том бою. И я только что потерял брата.
Руне вышел в эфир. Он сообщил, что родители «Jokke» проинформированы и Министерство Обороны обнародовало пресс-релиз. Теперь мы можем воспользоваться спутниковым телефоном, чтобы позвонить родным и сообщить, что с нами все в порядке. Нам запрещалось предоставлять какую-либо информацию с места из соображений безопасности.
Я сходил к машине и взял телефон. Парни сидели на позициях, наблюдая за своими секторами, так что я стал их обходить. Те, у кого были жены и дети, получали право приоритетного звонка. Я дал телефон Грегеру, чтобы он мог позвонить невесте, а сам уселся наблюдать за него, чтобы он мог спокойно поговорить. Потом телефон передали моему заместителю и так продолжалось пока очередь не подошла ко мне.
Пока ждал, подумал заранее о тому кому позвонить и что сказать. Выбор пал на сестру. В карманном блокноте у меня были записаны все номера на этот случай.
Вскоре я услышал голос сестры на другом конце; сказал, что это Эмиль и я в порядке. Сестра начала плакать. Оказалось, что по телевизору уже передали в новостях, что норвежский офицер из батальона Telemark был убит в результате взрыва СВУ в Афганистане утром и его имя не называлось.
Я пытался успокоить ее как могу. Трудно было не сказать, где я и когда буду в безопасности, но я просто пообещал позвонить, когда вернусь в Меймене. Остальную часть разговора не помню. Вероятно, я звучал холодно и отстраненно, когда разговаривал с ней, но тело все еще было в состоянии шока.
Начали сгущаться сумерки, и мы стали готовиться к ночи. Внизу, на месте крушения, тяжелая работа начала приносить результаты. Все незакрепленные предметы были сняты и погружены в грузовик. БМП закреплена на буксир и готова к доставке в ПОБ. Это подняло нам настроение. Мы ожидали, что выйдем ночью, в темноте, чтобы никто не видел и не смог заснять буксировку. Утром враг найдет только следы техники на земле и ничего больше.
После того как стемнело пришел приказ переключиться на ПНВ и мир окрасился в зеленый оттенок. Мы спокойно начали паковать вещи в нашу машину. План состоял в том, что две БМП возьмут подбитую на буксир и потащат за собой. Я никогда о таком не слышал, но был полностью уверен, что все пройдет хорошо. Команды на IVECO должны были ехать на флангах и обеспечивать безопасность. Единственная проблема состояла в том, что колонна пройдет по дороге через базар Гормаха. Если бы нам не повезло и БМП в процессе буксировки задели какой-нибудь дом, он мог обвалиться - пришлось бы платить владельцам компенсацию.
Мы покинули позицию и воссоединились с отрядом. Все были готовы ехать в ПОБ. На этот раз не было никакой музыки в салоне, для этого не было настроения. Я доложил по рации, что мы в строю и колонна двинулась. Две БМП, буксируя подбитую машину, двигались как локомотив. В башне первого CV9030 стоял Руне и следил за движением. Более 70 тонн двигались и ничто их не могло остановить.
Отряд подошел к базару. Мы замедлили скорость и стали проходить друг за другом. Была абсолютная темнота и никаких признаков людей. Только посты полиции были укомплектованы людьми.
Треск гусениц, двигателей и трансмиссии распространился по всему базару. Когда мы вышли на северную сторону базара, то увидели огни полевой базы. Теперь впереди было только одно вади, затем крутой поворот и мы дома. Я почувствовал, что облегчение наконец начало распространяться по телу. Не смотря на все, что произошло, мы смогли вернуться.
Последние несколько метров до въезда на базу, и все наконец облегченно вздохнули.
Как обычно, солдаты припарковали машины на своих местах и начали техобслуживание.
Стоянка рядом с нами была пустой.
Обычно там стояла CV9030 «Виктор-3». Там уже должен был работать энергичный парень с большим гаечным ключом, подкручивая гусеницы и траки. Всегда с улыбкой на устах и шутками за пазухой для всех нас.
Но теперь это было не так и больше никогда не будет так.
Грегер начал считать все расходные материалы. У него всегда был пунктик по поводу стального контроля над этим, вплоть до мелочей. Небби собирал боеприпасы в контейнеры. Рибе открыл капот и залез в двигатель. Бирри вернулся к нам, после того как провел с командой у «Виктор-3» весь день и теперь обслуживал турельную установку. Никто ничего не говорил, все были заняты своим делом. Хорошо иметь рутину в такой ситуации.
Когда работа закончилась, в бочках на стоянке зажгли огонь и священник попросил собраться.
Руне сказал, что мы должны держать себя в руках и быть на коне – завтра будут новые задачи. В следующую ночь мы переезжаем в Меймене и там сможем попрощаться с «Jokke», прежде чем гроб с его телом отправят в Норвегию.
Выступил доктор и объяснил, что случилось физически с Олссоном. Он не мучился, умер сразу.
Встреча закончилась минутой молчания. Никто не плакал, тело до сих пор не могло отпустить эмоции. Полевая база далеко от безопасного места в Меймене. Атака может начаться в любой момент, не время расслабляться.
Подошли несколько парней из KJK, чтобы выразить соболезнования и крепко пожать руку.
В столовой палатке кипятили воду, чтобы приготовить ужин. Кучка бородатых, грязных и потертых людей сгрудилась у стола и ела полевые рационы. Никто ничего не говорил. Еда была отвратительной на вкус. Я чувствовал себя как робот, который ест только для того, чтобы «заправиться».
Доев я пошел в палатку. Тысячи мыслей крутили вокруг моей головы, но я был сильно измотан.
Я уснул сразу, как только забрался в спальник.
Рядовой Клаус Олссон